Оглавление

М И К У Л И Н О   Е В А Н Г Е Л И Е По поводу образа музыканта, играющего на духовом с тремя игровыми отверстиями инструменте, из новгородского Евангелия-апракос, или Микулина евангелия, XIV в . сложились неоднозначные толкования. В частности, Н. Ф. Финдейзен видел в нем новгородского ночного стража с трубой, навеянного образами из иконы "Видение пономаря Тарасия" XVI- XVII вв. К. А. Вертков доказывал, что это скоморох с сурной. В. М. Куликов изображенному инструменту находит, как ему кажется, несомненное родство, вплоть до совпадения в форме и размере корпуса, с карельским духовым одноязычковым "лиру" (как можно измерить?), от которого ведет линию родства к упоминаемой в письменных источниках русской сурне, далее он предлагает ее реконструировать и даже внедрить в ансамбли народных музыкальных инструментов. Ошибочность позиции указанных и некоторых других авторов в том, что данный сюжет ими рассмотрен как светский, мирской, вне его связи с содержанием книги, без учета многих условностей художественного стиля, при сущего подобным памятникам. На миниатюре, являющейся инициалом "Р", изображен благовествующий музыкант. Возможна близкая вариантность его толкований. Мы кратко представляем взгляд, который диктуется смысловым содержанием Евангелия и соответственно подкрепляется изобразительными аналогиями. Инициал мог быть посвящен важнейшему философскому и в высшей степени торжественному евангельскому событию - Рождеству Христову: по этому поводу пастырь с посохом, являющийся канонической фигурой праздника, трубит, славя и хваля бога. Но, в отличие от изображаемых на иконах, он - более собирательный персонаж. Его посох с тремя проросшими почками равноценен символической указке опять-таки на этот особый праздник: процветший жезл Ааронов в соответствии со святоотеческой традицией в "Словесах избранных" был интерпретирован как символ пришествия Христа в мир "'. Образу благовествования соответствуют и сапоги красного цвета. Исконный пастырский инструмент - труба или рог - вместе со своим владельцем встречается в иконописных сюжетах "Рождество Христово". В одних случаях пастырь трубит в прямую трубу, не украшенную никаким и дополнительным и деталями, в друг их - его инструмент снабжен игровыми отверстиями. Оба варианта, будучи полны условности, неминуемо в то же время ассоциировались художниками с виденным и в жизни пастушьими инструментами, Однако знание реальности, пусть самое отменное, отнюдь не обязательно делало художника натуралистом; оно с тем же успехом помогало абстрагироваться, способствовало лаконичности, яркости символических образов. Вот и миниатюра из Микулина евангелия окутана символикой, вся она - знак, причем удивительно слышимый. Этому способствуют, не говоря об устремленной позе музыканта, короткие штрихи - звуковые потоки, выходящие из раструба, казалось бы, статичной трубы. И даже игровые отверстия, никак не используемые пастырем, можно рассматривать не иначе как символ многозвучности библейского, но уже и евангельского славящего инструмента. Вот почему здесь невозможно "вычислить" ни одного конкретного из русских духовых инструментов - ни мундштучного, н и язычкового, хотя миниатюрист об обоих мог знать, по крайней мере один из них видел в быту. Но в силу стоявшей перед ним философско-художественной задачи - а она решена виртуозно - он не создавал пособия по музыкальным инструментам. Не исключено, однако, что наличие у изображенной трубы игровых отверстий, встречающихся, правда и в западных миниатюрах, есть свидетельство обращения миниатюриста к местным пастушеским инструментам. Если это так, то он, не нарушая "русского" канона, умело ввел реальный элемент в изображение евангельской трубы и тем самым усилил ее образ. Согласно этнографическим образцам пастушьих инструментов, игровыми отверстиями равно могли наделяться как прямые трубы, так и рога. И как те, так и другие в одних случаях имели мундштук, в других - язычковый пищик. Поэтому ни инструмент в Микулином евангелии, ни ему подобные в иконописных сюжетах на тему Рождества Христова более, чем предположительно, не раскрывают своих типологических секретов. Редкое исключение могут составить разве что поздние памятники. Параллельно заметим следующее. К пастушьим инструментам было особое внимание со стороны иконописцев, а также, наверно, и отцов церкви: магическая роль трубы или рога была наглядна, она реально отражалась на производстве пищи. Начиная с XV в. в сюжете "Рождество Христово" в изображении пастырского инструмента прослеживается попытка конкретизации внешних черт местных пастушьих труб и особенно рога, точнее, рожка. Видимо, не случайно в пастушеском обряде, языческом по происхождению, со временем состоялась христианская трансформация его некоторых важных элементов. Все это наводит на мысль, что и в средневековые пастушеские инструменты в плане их изображения могли быть па положении, близком к шлемовидным гуслям. Отсюда и та замечательная вольность оформителя Микулина евангелия, нарисовавшего пастыря не с олифантом и не с обычной цельной трубой, а с трубой, украшенной игровыми отверстиями, которая хотя и вписывается в рамки известного нам изобразительного канона, но с определенной поправкой. Но наконец мы подошли к сюжетам мирским.